Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
...На мёртвых болотах Петрополя царила смерть. Видно это было не каждому, но заметивший получал сильное эмоциональное потрясение. Слава хорошо помнил, как год назад с ним случилось прозрение, и до сих пор ощущал его последствия. Он съездил в Новгород, погулял по кремлю и старому городу, а вечером последний автобус высадил его на Мосольском проспекте. Усталый, пыльный и голодный, Слава брёл к метро. Что-то удивляло его в прохожих. Они отличались от простоватых и жизнерадостных новгородцев мрачной столичной стильностью. Приглядевшись, Слава понял, что лица у встречных не мрачные, а мёртвые. Наблюдение шокировало его. С тех пор Слава видел в окружающих не людей, но шевелящихся мертвецов. Он читал, что Александр Блок тоже знал об этом. Выходить на улицу стало неприятно, и почти всю зиму Слава просидел дома. Его ужасало столь очевидное отличие петропольцев от жителей провинциальных городов. Он даже сообразил, за что ненавидит дачников сельская шпана, а деревенский люд постарше крестится и не спешит заговорить первым. Беспрестанные размышления о мертвяках, населивших Петрополь, почти вогнали в депрессию. Родные стены тому охотно помогали.
Слава жил в большом старом доме — трёхэтажном деревянном особняке на углу проезда Раевского и Адского тупика. К дому были подведены электричество, телефон и канализация, но отсутствовал газ и горячая вода. При осенних и зимних штормах, долетавших с продуваемого всеми ветрами Стенающего проспекта, особняк раскачивался, визжа и вздыхая, словно старое больное животное. Приходилось закрывать окна толстыми наружными ставнями, чтобы стёкла не выдавило ветром. В таком доме немудрено было сойти с ума. Особняк на углу тупика и проезда славился в районе рекордным количеством самоубийств, но освободившиеся площади никогда не пустовали, исправно решая жилищную проблему, остро стоявшую в перенаселённом Петрополе. С соседями Слава встречался редко, разве что когда милиция вывозила очередного удавленника. Это давало обильную пищу для размышлений, главным из которых была догадка, что дом населён исключительно мертвецами. До поры, до времени Слава себя к ним не относил.
На другой стороне Адского тупика высились корпуса тубдиспансера, окружённого высоким бетонным забором с гладкими стенами и ржавыми нитками колючей проволоки наверху. Из окна Слава мог видеть прогуливающихся по больничному садику туберкулёзников — костлявых и коротко стриженных смертников в серой робе. Их дистрофичные тела покачивались на ветру, как луговая трава, будто обречённые исполняли непонятный синхронный танец. Из-за корпусов высовывалась квадратная труба крематория. Она часто коптила ползущую по небу серую плесень облаков. Большой город регулярно поставлял пищу для пышущих жаром топок.
На другой стороне проезда Раевского плескалось мелкое рукотворное озеро, густо заросшее камышом. В дебрях гнездились утки. Они питались рыбой, а рыба питалась доброхотными подаяниями, что частенько стравливали пьяницы и собаки, и милостью Божией: на дальнем берегу располагался пляж, обильно снабжающий водных обитателей утопленниками, трупами самоубийц и отходами бандитских разборок. Последние были регулярны и дополняли рацион во все времена года. С этой целью зимой во льду прорубались лунки. Днём их использовали рыбаки, а ночью бандиты. От обилия органики летом вода гнила, становилась зелёной, густой и сладкой, что нисколько не убавляло энтузиазма купальщиков; на пляж приезжали даже из дальних рабочих кварталов. Слава редко отваживался там освежаться.
Проезд Раевского упирался в Стенающий проспект. За ним был лесопарк Сосновка. На его болотах скукоженные сосны сосали стоячую воду, вспучивая почву и сфагнум корявыми корневищами. В центре парка высился мемориал с огромными мраморными крыльями и бронзовой головой лётчика на стеле — во время войны там размещался аэродром истребителей. Из-под шеи лётчика натекли ржавые полосы, что придавало ей сходство со свежесрубленной головой профессора Доуэля. От мемориала влево шла аллея с белыми ухоженными скамеечками. Слава любил гулять по ней, ему казалось, что это — самое подходящее место для греющихся на солнышке пенсионного возраста мертвяков, запасающих тепло перед погружением в сырую могильную землю.
Дальше по аллее находилось уютное кладбище тех самых лётчиков, а вокруг раскинулись детские игровые площадки, корты и футбольное поле, где мертвецы помоложе наращивали мускулатуру, повышали результаты и выгуливали своё шумное и мёртвое потомство. В зарослях кустарника находили летний приют бомжи, да пили горькую рабочие. Славу там часто били.
...На мёртвых болотах Петрополя царила смерть. Видно это было не каждому, но заметивший получал сильное эмоциональное потрясение. Слава хорошо помнил, как год назад с ним случилось прозрение, и до сих пор ощущал его последствия. Он съездил в Новгород, погулял по кремлю и старому городу, а вечером последний автобус высадил его на Мосольском проспекте. Усталый, пыльный и голодный, Слава брёл к метро. Что-то удивляло его в прохожих. Они отличались от простоватых и жизнерадостных новгородцев мрачной столичной стильностью. Приглядевшись, Слава понял, что лица у встречных не мрачные, а мёртвые. Наблюдение шокировало его. С тех пор Слава видел в окружающих не людей, но шевелящихся мертвецов. Он читал, что Александр Блок тоже знал об этом. Выходить на улицу стало неприятно, и почти всю зиму Слава просидел дома. Его ужасало столь очевидное отличие петропольцев от жителей провинциальных городов. Он даже сообразил, за что ненавидит дачников сельская шпана, а деревенский люд постарше крестится и не спешит заговорить первым. Беспрестанные размышления о мертвяках, населивших Петрополь, почти вогнали в депрессию. Родные стены тому охотно помогали.
