Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Александр Исаевич Солженицын родился 11 декабря 1918 года в Кисловодске. Отец его погиб от несчастного случая за полгода до рождения сына. В 1925 году семья переехала в Ростов-на-Дону; там в 1936 Солженицын поступил на физико-математический факультет университета (окончил в 1941). Тяга к умственной самостоятельности и обостренный интерес к дореволюционному прошлому семьи, в которой хранили память о прежней, непохожей на советскую, жизни, рано подвели Солженицына к замыслу большой книги (по образцу «Войны и мира» Л. Н. Толстого) о первой мировой войне и революции, одним из героев которой мыслился отец писателя. Литературные планы обусловили поступление Солженицына на заочное отделение Московского института философии, литературы, истории. В октябре 1941 Солженицын был мобилизован, прошел всю войну, был награжден орденами Отечественной войны 2-й степени и Красной Звезды. 9 февраля 1945 Солженицына арестовали за резкие антисталинские высказывания в письмах к другу детства Н. Виткевичу; 27 июля он был осужден на 8 лет исправительно-трудовых лагерей. С февраля 1953 Солженицын очутился на«вечном ссыльнопоселении» в ауле Кок-Терек (Джамбульская область, Казахстан). Дважды лечился в Ташкенте от рака. В феврале 1956 был реабилитирован решением Верховного Суда СССР, что дало ему возможность вернуться в Россию: он поселился в Рязани и стал преподавать в школе. В 1959 году Солженицын за три недели написал рассказ «Щ-854 (Один день одного зэка)», который два года спустя попал в журнал «Новый мир» к А. Т. Твардовскому, и Твардовский добился разрешения на его публикацию непосредственно у Н. С.Хрущева. Так был опубликован знаменитый «Один день Ивана Денисовича» (»Новый мир», 1962, № 11). Вскоре этот рассказ был выдвинут на Ленинскую премию, однако встретил энергичное противодействие защитников коммунизма. После смещения Хрущева началась травляписателя: в сентябре 1965 года КГБ захватило архив Солженицына; возможности печататься практически не было, а в ноябре 1969 года Солженицына исключили из Союза писателей. В 1970 году Нобелевский комитет присудил Солженицыну свою премию за вклад в мировую литературу, что вызвало на родине новую волну нападок и преследований. В сентябре 1973 КГБ обнаружило тайник с рукописью «Архипелага ГУЛАГ», после чего Солженицын дал разрешение на публикацию текста парижскому издательству «ИМКА-Пресс». 12 февраля 1974 Солженицына арестовали, лишили гражданства и на следующий день выслали в ФРГ. В 1976 году Солженицын перебрался в США и поселился в уединении в усадьбе близ города Кавендиш в штате Вермонт( отсюда его прозвище «вермонтский затворник»). Вернуться в Россию он смог лишь после перестройки: 16 августа 1990 года указом президента СССР писателю было возвращено гражданство, а 27 мая 1994 года Солженицын вернулся домой, проехав по всей стране, от Дальнего Востока до Москвы. В 1997 году был избран в Российскую Академию наук.
отрывок из произведения:
...Уже пять дней нашего движения по горящей Пруссии — не было недостатка в праздниках. Как одиннадцать дней назад мы прорвали от наревского расширенного плацдарма — то пяток дней по Польше еще бои были упорные, — а от прусской границы будто сдернули какой-то чудо-занавес: немецкие части отваливались по сторонам — а нам открывалась цельная, изобильная страна, так и плывущая в наши руки. Столпленные каменные дома с крутыми высокими крышами; спанье на мягком, а то и под пуховиками; в погребах — продуктовые запасы с диковинами закусок и сластей; еще ж и даровая выпивка, кто найдет.
И двигались по Пруссии в каком-то полухмельном оживлении, как бы с потерей точности в движениях и мыслях. Ну, после стольких-то лет военных жертв и лишений — когда-то же чуть-чуть и распуститься.
Это чувство заслуженной льготы охватывало всех, и до высоких командиров. А бойцов — того сильней. И — находили. И — пили.
И еще добавили по случаю окружения Пруссии.
А к утру 26го семеро бригадских шоферов — кто с тягачей, кто с ЗИСов — скончались в корчах от метилового спирта. И несколько из расчетов. И несколько — схватились за глаза.
Так начался в бригаде этот день. Слепнущих повезли в госпиталь. А капитан Топлев, с мальчишеским полноватым лицом, едва произведенный из старшего лейтенанта, — постучал в комнату, где спал командир 2го дивизиона майор Боев, — доложить о событии.
Боев всегда спал крепко, но просыпался чутко. В такой постели дивной, да с пышным пуховиком, разрешил он себе снять на эту ночь, теперь натягивал, гимнастерку, а на ковре стоял в шерстяных носках. На гимнастерке его было орденов-орденов, удивишься: два Красных Знамени, Александра Невского, Отечественной войны да две Красных Звезды (еще и с Хасана было, еще и с финской, а было и третье Красное Знамя, самое последнее, но при ранении оно утерялось или кто-то украл). И так, грудь в металле, он и носил их, не заменяя колодками: приятная эта тяжесть — одна и радость солдату...
...Уже пять дней нашего движения по горящей Пруссии — не было недостатка в праздниках. Как одиннадцать дней назад мы прорвали от наревского расширенного плацдарма — то пяток дней по Польше еще бои были упорные, — а от прусской границы будто сдернули какой-то чудо-занавес: немецкие части отваливались по сторонам — а нам открывалась цельная, изобильная страна, так и плывущая в наши руки. Столпленные каменные дома с крутыми высокими крышами; спанье на мягком, а то и под пуховиками; в погребах — продуктовые запасы с диковинами закусок и сластей; еще ж и даровая выпивка, кто найдет.
