Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
26 января 1972 года появилось секретное Постановление ЦК КПСС о выдворении писателя Григория Свирского, заикнувшегося о свободе слова, за пределы Советского Союза. В изгнании автор написал и опубликовал 10 романов и повестей, переведенных на главные европейские языки.
Через 20 лет книги Г. Свирского были, наконец, переизданы и в Москве, а в Союзе писателей Москвы летом 2000 года состоялся вечер, названный «Возращение Григория Свирского».
Из выступления на вечере писателя Юрия Карякина: «Один из самых сильных ударов по цепям, которым было сковано наше сознание, нанес Григорий Свирский. Он первым освободил нас от страха. После его смелого выступления в Союзе писателей — в присутствии секретаря ЦК КПСС Петра Демичева — мы вдруг поняли: можно! Не убьют!».
отрывок из произведения:
...Толпа громит памятник Феликсу Дзержинскому в центре Лубянской площади. Разбить его голыми руками невозможно, приходит машина-кран и, под восторженные клики толпы, снимает легендарного руководителя ЧК с гранитного пьедестала.
Окна огромного, придавившего все вокруг желтого дома КГБ, выходящие на площадь, зашторены. Но иные шторы чуть сдвинуты. и можно различить припавшие к стеклам белые и, видно, испуганные лица.
...Внутри желтого дома. Среди тех офицеров ГБ, которые нет-нет да и поглядывают нервно в окна, и моложавый подтянутый генерал Лисогуб Александр Иванович, один из руководителей пятого отдела КГБ.
Пятый отдел охотится на диссидентов. Это нетрудно понять по нескольким делам с фотографиями, лежащим на письменном столе генерал-лейтенанта Лисогуба, и диалогу между генералом и вызванным в кабинет пожилым полковником.
— Что делать с пиитом-анекдотчиком? — Полковник кладет на стол генерала новое дело. — По-старому, так чистое КРА?
— Кра! Кра! Раскаркался! Ты же видишь, что творится там? — Кивок генерала в сторону окна. — За контрреволюцию скоро ордена будут давать... Забыл, что ли, свое первое дело — Исаака Ба6еля?Его писательские выверты: «Что ты сделал для того, чтобы тебя повесили, когда придет контрреволюция?» С врачами-убийцами не вышел номер, отыграются на санитарах. Нас с тобой на этом же кране и повесят!.. Оставь, старик, свои штучки. Кроме КРА, других статей нет? Иди и оформи как надо...
...Подмосковье. Зима. Большая дача генерала Лисогуба. У него гости. Лисогуб в лыжном костюме с одним из гостей помоложе, очень похожим на него, видно, братом, собрались в баню. Спускаясь с чемоданчиками по скрипящим ступенькам застекленной терррасы, весело окликают оставшегося там гостя: — Казимирыч, с утра банька топилась! Присоединяйся!
Казимирыч — белоголовый сутуловатый генерал-майор в расстегнутом по-домашнему кителе, вышедший на террасу покурить. Отвечает жестом: без меня! — Я погреюсь, други, в вашей сауне.
Лисогуб остановился, сказал укоризненно: — Мой отец говорил: в сауне не тот скус… Испортил тебя, Казимирыч, Новый Свет... Неужто там не парился?.. Никогда?.. Ну, нет, мы люди русские, кондовые, для нас со времен царя Гороха «баба да баня — одна забава».
Откинутое назад, пухловато-гордое, породистое, точно со старинной гравюры, лицо Казимирыча с пушистыми черными бровями н вислым багровым носом любителя дегустаций колышется от беззвучного смеха.
Эпоха «удобства во дворе» для меня, други, уже минула... — Затянувшись папиросой, он добавил с улыбкой: — Конечно, верь я старику Далю: «Баня все грехи смоет», — не то что пошел, а кинулся бы следом за вами сломя голову. Но это утешение тоже осталось в эпохе напрасных надежд... Идите-идите, други, я погреюсь в вашей сауне...
Проскрипели по морозцу через весь двор. К деревянному срубу, вросшему в землю на задах дачного участка.
Бревна баньки старые, сероватые, похоже, перевез Лисогуб сруб из ближайшей деревушки. В раздевалке дух легкий, сухой, но прохладно. Разделись по-быстрому и — в парную. Шибануло раскаленным воздухом, запахом распаренных в шайках березовых веников. Лисогуб коснулся высокой, до бревенчатого потолка печи, отдернул пальцы. Заломил над головой руки, простонал от удовольствия.
Парная мала, коротенькая лавка внизу, кран и две шайки из жести. Старший Лисогуб тут же стал карабкаться по приступкам на полок, бросив: — Семен, поддай!
Семен плеснул на камни полную шайку воды. Зашипело, стегануло белесым паром, старший Лисогуб словно улетел куда-то, за паром и не видно его.
Семен вскарабкался по сырым приступкам к брату, спросил: — А чего Казимирыча звал? Тут троим не развернуться.
— В тесноте, да не в обиде, — бросил старший, намыливаясь жесткой мочалкой, надетой на руку, и круто багровея, — от могучей, как у вола, шеи до тонких жилистых ног, словно наливаясь огнем. Опрокинув на себя шайку мыльной воды, добавил словно вскользь: —Только здесь и поговорить, без подслушки...
Семен Лисогуб долго на высоте не продержался, пополз на животе по скользким мыльным приступкам вниз. — Слабак! — кинул вдогон старший.
— У тебя, брат, сердце железное, а у меня человеческое. — Он выскочил в раздевалку, глотнул воздуха и назад.
Все равно, более получаса не выдержал, остался в прихожей, набросив на спину свой армейский китель с погонами подполковника. Достал из старенького холодильника поллитра «Столичной», запотелые бутылки чешского пива, из своего кожаного «дипломата» — тараньку, развернул приготовленные женами бутерброды с семгой и икоркой.
Наконец выскочил из парной, поводя огненными плечами и кряхтя, и Александр Иванович, завернулся в махровый халат; хлопнул стопку «Столичной». Первую бутылку с пивом от нетерпения не стал разливать, опустошил залпом из горлышка. Потом сел рядом с Семеном, разморенный, ослабелый, радуясь еще не ушедшему жару и легкости своего будто помолодевшего тела...