Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В.С.Соловьев (1853-1900), известный более как философ и мыслитель, был одновременно и оригинальным поэтом, сыгравшим видную роль в развитии русской поэзии конца XIX — начала XX. Кроме философской и пейзажной лирики поэта в настоящий сборник вошли впервые собранные воедино шуточные стихотворения и пьесы, отличающиеся тонкой иронией, а порой и острым политическим содержанием.
отрывок из произведения:
...В то время, как в Париже праздновалось с шумом и блеском столетие «великой революции», на другом конце Старого Света произошло событие, мало замеченное, но по последствиям своим не менее важное, чем созвание Etats generaux Людовиком XVI. Китайское правительство приняло твердое решение усвоить своей стране материальные орудия европейской цивилизации. 27 августа минувшего 1889 года богдыхан издал декрет, в котором, признавая, что железные дороги существенно способствуют процветанию государства и его важному могуществу, повелел приступить к постройке рельсовой линии между Пекином и Ханькоу (1.500 верст) [1]. При чтении этого известия мне вспомнилось одно заседание Парижского географического общества, на котором я случайно присутствовал года полтора тому назад. Состав ораторов был самый разнообразный; тут выступали французские географы и египтологи, голландские и португальские путешественники, средне-африканский негр в белоснежном пасторском галстуке и ученый итальянский монах в светском костюме. Французы говорили комплименты и себе и своим гостям. Голландец и Португалец ожесточенно поспорили о том, которая из этих двух нации есть величайшая в мире, «достопочтенный» негр, заявив, что черная раса представляет поэтический и женственный элемент в человечестве, скромно уступил белым первое место в историческом прогрессе. Но настоящим героем вечера был не белый и не черный, а желтый человек: китайский военный агент в Париже и сотрудник Revue des deux mondes – известный генерал Чен-ки-тонг. Во всей этой толпе с разноцветными лицами, но с одноцветною европейской одеждой он один сохранил свой национальный наряд. Тем поразительнее была его речь, произнесенная на чистейшем парижском говоре, без малейших следов иностранного акцента. Речь эта, содержавшая, по-видимому, только остроумное пустословие, сопровождалась всеобщим одобрительным смехом и вызвала шумную овацию. Я, как и все, смеялся остротам желтого генерала и удивлялся чистоте и бойкости его французской речи. Но вместе с тем я был глубоко поражен полновесным смыслом, скрывавшимся под этою на вид легкомысленною болтовней. Предо мною был представитель чужого, враждебного и все более и более надвигающегося на нас мира. В его словах ненамеренно и, быть может, незаметно для него самого, высказывалось целое исповедание, общее ему с четырехсотмиллионною народною массой.
«Мы готовы и способны взять от вас все, что нам нужно, всю технику вашей умственной и материальной культуры, но ни одного вашего верования, ни одной вашей идеи и даже ни одного вашего вкуса мы не усвоим. Мы любим только себя и уважаем только силу. В своей силе мы не сомневаемся: она прочнее вашей. Вы истощаетесь в непрерывных опытах, а мы воспользуемся плодами этих опытов для своего усиления. Мы радуемся вашему прогрессу, но принимать в нем активное участие у нас нет ни надобности, ни охоты: вы сами приготовляете средства, которые мы употребим для того, чтобы покорить вас». Таков был смысл того, что говорил этот Китаец, и Европейцы приветствовали его с таким же легкомысленным восторгом, с каким Иудеи маккавейской эпохи впервые приветствовали Римлян. Есть, однако, и в Европе умные и знающие люди, которые смотрят со вниманием и опасением на грозную тучу, надвигающуюся с дальнего Востока.
«Можно сказать без преувеличения, – так пишет известный Альберт Ревилль, талантливый автор многих сочинений по истории религий, в первой главе своего последнего труда La Religion Chinoise, – можно сказать без преувеличения, что в настоящее время в мире существуют только две цивилизации – наша и китайская. Наша есть развитие в новых формах древней греко-римской культуры. Нынешняя Америка и Австралия с точки зрения цивилизации суть лишь продолжение Европы. Мусульманская цивилизация, одно время столь блестящая, поражена неизлечимым бесплодием и постепенно отдает европейцам все свои владения. Что касается Индии, она спит, оцепенев в своей тягостной и сладострастной грезе, и ей суждено проснуться лишь от возбуждений со стороны ее дальних западных родичей. Япония, обязанная Китаю своею цивилизацией, решительно перешла на сторону нашей. Остается китайская цивилизация со своими тремя или четырьмя стами миллионов представителей, чрезвычайно жизненная, совершенно бодрая и своим расширением способная возбудить наши опасения».
«Конечно, наша западно-арийская раса в настоящее время превосходит Китай силой расширения и ассимиляции. Низшие расы, которые она захватывает, должны подчиниться или исчезнуть. Особенно в последние три века ее распространение представляется каким-то чудом, ее высшая наука, смелость ее гения, ее непреоборимое оружие, по-видимому, обеспечивают ей исключительное обладание земным шаром в довольно близком времени. Так оно и было бы, если бы не Китай» [2].
«Уж в английской Малакке, в нидерландской Индии, в Австралии число китайских поселенцев возрастает с каждым годом ... Движение распространилось на Калифорнию, и во всех этих областях китаец укореняется со всею своею китайщиной, со своими трудолюбивыми привычками, свою трезвостью, бережливостью, своим упорством в приобретении, своим семейственным духом, своим отчаянным равнодушием ко всему, что нас интересует и волнует, и главное со своею непроницаемостью для идей, для нравов, для образа жизни окружающего населения. Мы еще только в начале этого движения, а в Соединенных Штатах уже возникает вопрос, возможно ли существование белой и желтой расы на одной почве...»
...В то время, как в Париже праздновалось с шумом и блеском столетие «великой революции», на другом конце Старого Света произошло событие, мало замеченное, но по последствиям своим не менее важное, чем созвание Etats generaux Людовиком XVI. Китайское правительство приняло твердое решение усвоить своей стране материальные орудия европейской цивилизации. 27 августа минувшего 1889 года богдыхан издал декрет, в котором, признавая, что железные дороги существенно способствуют процветанию государства и его важному могуществу, повелел приступить к постройке рельсовой линии между Пекином и Ханькоу (1.500 верст) [1]. При чтении этого известия мне вспомнилось одно заседание Парижского географического общества, на котором я случайно присутствовал года полтора тому назад. Состав ораторов был самый разнообразный; тут выступали французские географы и египтологи, голландские и португальские путешественники, средне-африканский негр в белоснежном пасторском галстуке и ученый итальянский монах в светском костюме. Французы говорили комплименты и себе и своим гостям. Голландец и Португалец ожесточенно поспорили о том, которая из этих двух нации есть величайшая в мире, «достопочтенный» негр, заявив, что черная раса представляет поэтический и женственный элемент в человечестве, скромно уступил белым первое место в историческом прогрессе. Но настоящим героем вечера был не белый и не черный, а желтый человек: китайский военный агент в Париже и сотрудник Revue des deux mondes – известный генерал Чен-ки-тонг. Во всей этой толпе с разноцветными лицами, но с одноцветною европейской одеждой он один сохранил свой национальный наряд. Тем поразительнее была его речь, произнесенная на чистейшем парижском говоре, без малейших следов иностранного акцента. Речь эта, содержавшая, по-видимому, только остроумное пустословие, сопровождалась всеобщим одобрительным смехом и вызвала шумную овацию. Я, как и все, смеялся остротам желтого генерала и удивлялся чистоте и бойкости его французской речи. Но вместе с тем я был глубоко поражен полновесным смыслом, скрывавшимся под этою на вид легкомысленною болтовней. Предо мною был представитель чужого, враждебного и все более и более надвигающегося на нас мира. В его словах ненамеренно и, быть может, незаметно для него самого, высказывалось целое исповедание, общее ему с четырехсотмиллионною народною массой.
3 кб
2 кб