Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Рафаил Нудельман, физик по образованию, кандидат наук, в конце 60-х гг. известный критик и теоретик фантастики, один из первых переводчиков романов Ст.Лема. После переезда в Израиль в течение многих лет возглавлял ведущий русскоязычный журнал «22», ныне — автор еженедельной научно-популярной рубрики «Четвертое измерение» (израильская газета «Вести») и многочисленных статей в журнале «Знание-сила», публицист и переводчик (романы М.Шалева «Эсав», «В доме своем в пустыне», «Русский роман», А.-Б.Иошуа «Путешествие н край тысячелетия», М.Даймонта «Евреи, Бог и история», Х.-И.Иерушалми «Еврейская память и еврейская история» и мн.др.). Живет и работает в Иерусалиме.
отрывок из произведения:
...В купе было шумно. Говорили все. Разговор начал парень, который где-то под потолком увлеченно читал «Фантастику, 1964». Он не просто читал — он переживал. После каждого рассказа он хохотал, каждый рассказ он припечатывал жирным восклицательным знаком. Вся фантастика была для него сплошной восклицательный знак. Ему нравился сам процесс придумывания. То и дело с потолка на нас обрушивались новые гипотезы и догадки.
Соседу справа именно придумывание в фантастике не нравилось.
— Выдумывают, — ворчал он, — такое напридумывают...
Он не пояснял, что именно, но было понятно, что человечеству от фантастики грозят самые чувствительные неприятности.
Юноша у окна небрежно сокрушал одну за другой валившиеся на него фантастические гипотезы — каждая из них была, как он неизменно отмечал в заключение, «недостаточно корректна». Там нарушался закон сохранения энергии. Тут авторы вступали в неравный бой со вторым началом термодинамики — похоже было, что фантасты сговорились взять под сомнение все законы, начиная с таблицы умножения.
Язвительный мужчина напротив насмешливо гудел: — Знаете, что напоминает мне фантастика? Академик Ландау как:то обронил фразу: «Парадоксальность нынешнего положения в физике заключается в том, что логика, разум ученого успешно работают там, где его воображение уже бессильно». Так вот, в фантастике наоборот: воображение фантаста особенно успешно работает именно там, где его разум абсолютно беспомощен...
Впрочем, все было не так. В купе было пусто.
Я сидел у окна, а напротив, точно отражая мою позу, сидел мой двойник — великолепный робот Анти-Я, сконструированный в полном соответствии с прогнозами Геннадия Гора.
С присущей мне прямолинейностью я поставил вопрос ребром:
— Зачем фантастике Наука?
Анти-Я робко запротестовал: — Но ведь она научная...
Я послал ему зловещую улыбку.
— Скажи мне, в чем научность рассказов Брэдбери? Или сказок Лема? Тебе не кажется, что термин «научная» потреблялся Уэллсом совсем в ином смысле? Это потом родилась путаница. Уэллс говорил о научной фантастике в отличие, например, от сказочной. В нашем понимании...
— Но позволь! — загорячился Анти-Я. — Никто и не ограничивает фантастику требованием непременно предсказывать научные открытия, выдвигать гипотезы. Вот Ефремов говорит: «Показ влияния науки на развитие общества и человека...» .
— Ты опять демонстрируешь свою машинную память? — холодно заметил я.
Он смутился и замолчал.
— По-моему, тут какое-то противоречие. С одной стороны, Ефремов говорит о фантастике, как о той же литературе, а с другой — пытается выделить какие-то особые ее цели. Всячески пытается сузить фантастику до одной проблемы, одного определения. Но кто и когда ограничивал литературу одной проблемой?! Ее проблемы бесчисленны — это сама действительность.
— Всё общие места, — вздохнул он. — Ведь ты еще ничего не сказал по существу. А критиковать чужие определения...
— Хорошо. По-видимому, нужно вдуматься в соотношение «фантастика и наука»... Ты замечаешь любопытный факт: чем более наука становится определяющей силой в жизни общества, чем больше роль науки как элемента человеческой жизни, тем меньше в ней самой чисто человеческого. Наука «обесчеловечивается». Теория теснит эксперимент, а сама теория все менее мирится с наивными попытками вмешательства человеческого воображения, с его узкими, наглядными образами. Вспомни, что говорил этот ехидный толстяк, который приводил слова Ландау. Ломоносов столь же чувственно воспринимал свои атомы с их крючочками, как Декарт — свои вихри. Сейчас этого остерегается даже студент...