Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
В избранной коллекции творческого наследия автора, — вся палитра таланта признанного мастера современной прозы. Неповторимость, виртуозность исполнения, богатейший спектр неиссякающего творческого остромыслия — это дар писателя каждому, кто открывает его книгу.
отрывок из произведения:
... — Тель-Авив! Кажется, мы с ним давно знакомы… — пылко произнес он дежурную фразу. Подобное, видимо, он изрекал во всех городах, где ему доводилось гастролировать: «Магнитогорск! Кажется, мы с ним давно знакомы…», «Париж! Кажется, мы с ним…», «Копенгаген! Кажется…». Можно было лишь позавидовать такому кругу знакомств.
По календарю уже наступила осень — и день выдался неприглядный, бессолнечный. Разгулялись, словно подвыпившие, ветер и дождь. Редкий был день… И почему прославленный гость состоял в знакомстве именно с таким Тель-Авивом, понять было сложно. Город имел право обидеться.
Вечером того дня Эдуарду Буянову, скрипачу, которого величали лауреатом международных конкурсов, предстоял концерт. А утро он подарил экскурсии… Подарил, потому что каждой репликой своей похлопывал город по плечу. И почему-то называл его «молодцом». «Вот молодец: сберегает свой стиль. А без своего стиля искусство — не искусство и город — не город!», «Вот молодец, обликом своим соединяет Запад с Востоком! Киплинг утверждал, что они несоединимы… Он ошибался!» Местный концертный деятель (встречать, сопровождать, провожать!) вряд ли знал, кто такой Киплинг, но поспешно и гостеприимно согласился с лауреатом, что, безусловно, тоже входило в его обязанности. Он то и дело аплодировал, будто гость находился на сцене. Другой сопровождающий, популярный местный скрипач, обходился без комментариев.
Жена — аккомпаниатор Буянова — в гостиничном номере превозмогала грипп «на ногах», чтоб не сорвать мужу контракт. А он страдальчески восклицал:
— Как жаль, что этого не видит моя жена!
Концертный деятель тоже принимался скорбеть.
Побродив по рынку с экскурсионно заложенными за спину руками, Буянов внезапно воздел руки ввысь:
— Какое, невзирая на непогоду, пиршество красок!.. Пусть ни одна из них не поблекнет… «Деятель» пообещал, что с красками все будет в порядке. Потом спустились в подземный переход, который встретил знаменитость трагичным исповеданием скрипки. Земным и неземным, людским и сверхчеловеческим… Можно было предположить, что все это задумано, заранее подготовлено к появлению знаменитости, если бы не предельная искренность струн.
Концертный деятель, который с таким же основанием мог бы заниматься изготовлением туалетных или канцелярских принадлежностей, насмешливо процедил:
— Подземный солист!..
По его мнению, он таким образом возвысил лауреата. «Деятель» не подозревал, что нельзя возвысить за счет унижения.
— Это Лева — виртуоз… — немедленно возразил другой участник «сопровождения».
Буянов устремил взор на скрипача — и схватился за стену, холодную и сырую, как положено в подземелье. Невообразимо, нереально… не могло этого быть… Он увидел своего однокурсника Леву Гуревича. Леву, который был гордостью курса. И даже Консерватории! Леву, которому предрекали уникальное будущее. «Оно, стало быть, уникальным и оказалось. Но в ином смысле. Совсем в ином… Неужели его грядущему суждено было спуститься сюда, под землю, в сырость и полумрак? — со страхом и ощущением личной вины подумал Буянов. — А говорили, что он процветает где-то на Западе или за океаном…» Буянов глубже погрузился в просторный дождевой плащ, точно желая спрятаться. И хоть в подземелье ливень не смог пробиться, над гастролером, словно гриб, возник мухоморный круг зонтика: в гостиничном номере, торопясь к машине, он схватил празднично-цветастый зонтик жены.
— Вернемся обратно… Наверх, — пробормотал он. — Дальше не надо.
— Вам плохо? — профессионально всполошился «концертный деятель», враз подсчитавший убытки, кои, если Буянов вздумает заболеть, одолеют его боссов.
— Нет… я просто хочу наверх. И в гостиницу. Меня ждет жена.
Она была из тех жен, которые предпочитают собственному триумфу триумф мужа. И помогают этому торжеству состояться… В студенческие годы Веру Буянову избрали «Мисс Консерватории». И к тому же единогласно, хотя в жюри заседали и отвергнутые ею мужчины, и изнывавшие от зависти женщины. Достоинства Веры невозможно было оспорить.
Общепризнанной, однако, была не только ее внешняя прелесть, но и фортепианная, исполнительская. И все-таки она предпочла стать аккомпаниатором мужа — по сути же, его беспощадно взыскательным наставником, его вкусом и, что греха таить, даже не мозговым трестом, а «мозговым министерством». И уж бесспорно, его вдохновением.
— Ты не представляешь себе, кого я встретил! — не освободившись еще от мокрого плаща и от зонтика, с порога пафосно воскликнул Буянов. — Ты не представляешь… Вера, не позволявшая себе ни при какой ситуации и ни при какой болезни терять форму, не допускавшая, чтобы ситуации и недуги ее унижали, гриппу тоже давал отпор не только лекарствами, но и стойкостью своей внешности, своего духа. Она умела подбирать изысканную одежду на все случаи жизни: для торжеств, для печали, для хвори...
Вера, не позволявшая себе ни при какой ситуации и ни при какой болезни терять форму, не допускавшая, чтобы ситуации и недуги ее унижали, гриппу тоже давал отпор не только лекарствами, но и стойкостью своей внешности, своего духа. Она умела подбирать изысканную одежду на все случаи жизни: для торжеств, для печали, для хвори...
... — Тель-Авив! Кажется, мы с ним давно знакомы… — пылко произнес он дежурную фразу. Подобное, видимо, он изрекал во всех городах, где ему доводилось гастролировать: «Магнитогорск! Кажется, мы с ним давно знакомы…», «Париж! Кажется, мы с ним…», «Копенгаген! Кажется…». Можно было лишь позавидовать такому кругу знакомств.
