Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Драйзер — художник-натуралист. Он строит свои произведения на колоссальном материале наблюдений и опыта. Его искусство — это искусство точного до скрупулезности изображения, искусство фактов и вещей. Драйзер передает быт во всех его даже мельчайших подробностях, он вводит документы, цитирует прессу, пространно объясняет биржевые спекуляции своих героев, внимательно прослеживает развитие их деловых предприятий и т. д.
Драйзер во всех своих произведениях тяготеет к социальным темам, что не мешает ему быть художником-психологом. Беря общественные темы, он перемещает их в плоскость индивидуальной психики, показывая в итоге психологически-индивидуальную сторону больших общественных явлений.
отрывок из произведения:
... «Дорогая Шерли!
Ведь Вам не нужны Ваши письма. Их всего шесть и — Вы знаете — это единственное, что у меня есть от Вас, единственное, что придает мне бодрость в моих скитаниях. Зачем они Вам — маленькие записки, в которых Вы сообщали, что знаете меня, — но для меня... Подумайте обо мне! Если я отошлю письма Вам, Вы разорвете их, а если согласитесь, чтобы они остались у меня, я смогу надушить их мускусом и амброй и хранить в маленькой серебряной шкатулке, что всегда у меня под рукой.
Ах, Шерли, дорогая, Вы и не представляете себе, как милы и дороги мне! Все, что мы вместе делали, я вспоминаю до мельчайших подробностей. Поверьте, воспоминания о Вас, Шерли, для меня дороже и восхитительнее всего, что у меня есть...
Но я слишком молод, чтобы жениться. Вы и сами знаете это, Шерли, не так ли? Я еще не наметил своего пути и, по правде говоря, не знаю, удастся ли мне при моем неугомонном характере когда-либо его наметить. Только вчера старый Роксбаум (мой теперешний хозяин) спросил у меня, не придется ли мне по вкусу должность надсмотрщика на одной из его кофейных плантаций на Яве; он сказал, что год или два я буду зарабатывать только на самое необходимое, но позже могу рассчитывать на солидное жалованье. Я ухватился за это предложение. Мысль о Яве, о том, чтобы отправиться туда, соблазнила меня, хотя я знаю, что достиг бы большего, оставаясь здесь. Можете ли Вы, Шерли, понять меня? Я слишком неугомонен и слишком молод. Я не смог бы как следует заботиться о Вас, и вскоре Вы перестали бы меня любить.
Но, ах, милая Шерли, Вы для меня дороже всего на свете! Не проходит, кажется, и часа, чтобы ко мне не возвращались воспоминания о Вас — дорогие, милые воспоминания: о той ночи, когда мы вместе сидели на траве в Трэгор-парке и смотрели на звезды, мерцавшие сквозь листву деревьев; о нашем первом вечере в Спэрроуз-Пойнт, когда мы опоздали на последний поезд и нам пришлось идти пешком в Лэнгли. Помните, Шерли, древесных лягушек? А потом этот теплый апрельский день в Этолбийском лесу! Ах, Шерли, на что Вам шесть записок? Пусть они останутся у меня. Но вспоминайте обо мне; будете, милая? Вспоминайте, где бы Вы ни были и что бы ни делали. Я всегда буду думать о Вас, искренне желать, чтобы Вы встретили лучшего и более уравновешенного человека, чем я, или чтобы я оказался достойным Вас и стал таким, каким Вы хотели бы меня видеть. Спокойной ночи, милая. В этом месяце я, вероятно, отправлюсь на Яву. Если это случится и если Вы выразите желание, я пришлю Вам оттуда несколько открыток с видами; надеюсь, что я их там найду.
Недостойный Вас Артур».
Она сидела в немом отчаянии и вертела письмо в руках. Конечно, это его последнее письмо. В этом она была уверена. Он покинул ее, покинул навсегда. Она только один раз писала ему, не выражая явных упреков, а лишь прося вернуть свои письма. И вот получила этот нежный, но уклончивый ответ; в нем ничего не говорилось о возможности возвращения; только высказывалось желание сохранить ее письма в память прошлого — в память тех счастливых часов, что они провели вместе.
Счастливые часы! О, да, да, да... счастливые часы!
Теперь, когда после дня работы она сидела дома, уносясь мыслями ко всему тому, что произошло в те немногие короткие месяцы от его появления до разлуки с ним, в ее памяти вставал светлый, красочный мир, такой светлый и красочный, что казался неземным. Увы, теперь этот мир рассыпался в прах. В нем было так много всего, чего она жаждала: любви, романтики, радостей, смеха. Артур был такой веселый, беспечный, настойчивый, такой юношески романтичный, так любил игры и всякие перемены, любил болтать на какую угодно тему и заниматься чем угодно. Он умел весело танцевать, свистеть, петь, играть на рояле, играть в карты, показывать фокусы. Он казался таким непохожим на всех других ее знакомых, был такой веселый и жизнерадостный, отличался врожденной вежливостью и в то же время нетерпимостью к тупости, ко всему тусклому, бесцветному, характерному, например, для... Но дальше ее мысли не пошли. Она не хотела думать ни о ком, кроме Артура...
... «Дорогая Шерли!
22 кб
13 кб