Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Павлов, Олег Олегович (родился в 1970) — видный русский писатель, публицист, лауреат Букеровской премии. Олег Павлов родился в Москве.В 1990 году поступил в Литературный институт. Первые рассказы были опубликованы в «Литературном обозрении».В 1994 году в журнале «Новый мир» был напичатан первый роман Олега Павлова «Казённая сказка», принёсший автору широкую известность. Роман попал в шорт-лист Букеровской премии.
В 2002 году за книгу «Карагандинские девятины, или Повести последних дней» Олегу Павлову была присуждена Букеровская премия за лучший роман на русском языке. В вышедшей в 2003 году книге «Русский человек в XX веке» Олег Павлов размышляет о русской жизни, основываясь не только на личном опыте, но и на письмах, адресованных в фонд А. И. Солженицына в начале 1990-х годов. Павлов также активно выступает с публицистическими статьями на страницах журнала «Октябрь».
отрывок из произведения:
...В казарме солдатской есть такая рабская надежда, когда уже не на что становится надеяться, а сил хватает, только чтоб не утерять рассудок от каждодневной рутины побоев, унижений, муштры, полуголода и недосыпа: все ждут конца. Но все хотят выжить. И даже если ты думаешь о смерти, то хочешь дожить до того дня, когда руки наложит на себя другой. Если грезишь как сумасшедший убить мучителей, то дожидаешься не иначе, когда у другого первей сдадут нервы. То же самое и с мыслью о побеге. На одного дезертира — десять солдатиков тех, кто выживал в казарме ради мысли сбежать. Должна быть надежда, такая вот каждодневная, что и боль твоя, и в этих мыслях ты ее обретаешь — выживаешь. Бегут же, кончают с собой и совершают преступления не те, кто слабей физически, а у кого не выдерживает душа. Кто надорвался, устал ждать конца, тот потерял надежду, а с ней — и свободу, жизнь. Такой солдатик выбрасывается из глухоты и черноты казарменной навроде горящего факела. Он сгорает с последней истошной верой — что станет наконец известной правда! что простят за правду! успеют спасти!
Дело рядового бригады по охране объектов центрального аппарата Минобороны Романа Минина стало известно в апреле 1997-го за три дня беспрерывных репортажей и информационных сообщений всей России и, наверное, всему миру. Одно из многих, многих таких же... Три дня — иезуитской лжи. Три дня — стыда и позора, который и пытались скрасить уже не иначе, как перед мировой общественностью, ведь вещали наши общенациональные телевизионные каналы, агентства и т.п.
Целые сутки вообще ничего не сообщалось. Если бы дезертира быстренько обезвредили или след его простыл из Москвы, то никто бы так и не узнал о его судьбе. Был человек — и не был. Но автомат — выстрелил, и не где-нибудь, а в центре столицы, в близости невероятной от самого Кремля! Первая розовато-сладенькая ложь, озвученная в новостях общественного российского телевидения, что рядовой Роман Минин бежал из части, «получив известие об измене любимой девушки», — была ложью именно не для ушей российского слушателя, которому давно известно, отчего бегут голодные, забитые солдаты, да прихватывая-то еще натощак оружие. Романа Минина рассчитывали изловить до утренних выпусков новостей. Но когда и к началу новых суток дезертир оказался не пойман, то ложь изменила свой характер, оставаясь однако удобной для тех же «сказок новой России». Стали сообщать о психически ненормальном солдате — так, что можно было подумать, будто бы новый русский солдат Роман Минин получил известие об измене любимой девушки и сошел от ревности с ума. Между тем, в руках у бригадного генерала Зенькова были, не могли же не быть, те письма, которые всего-то через день зачитывал он с такой помпой в телекамеры. Имеется в виду «полное мата» письмо отца к сыну, в котором любовью никакой и прочими телячьими нежностями не пахло, а шибало вонью — полной мата жизнью, которой, думается нам, только генералы и только в Москве подзабыли вкус, запах и цвет.
Лгали «со смыслом», с идеологией. Лгали те, кто заботится не о сермяжной чести мундира и служебном благополучии, но о чем-то большем — о благополучии жизни общественной. Потому независимые средства массовой информации узнавали и сообщали больше правды, а зависимые от своего благополучия — больше лжи. Но уже в обществе правда мешалась с ложью и нельзя было ничего в сумасшествии этом изменить. Роману Минину выносили приговор за приговором, управляя и сознанием общественным как рабом. Чтобы изловить Романа Минина, нужен был такой террор, чтобы каждый московский обыватель трепетал в ужасе и жаждал его поимки, даже смерти — и вот сообщалось, что есть жертвы. Дезертир ранил! Потом — дезертир еще расстрелял, убил человека!..