Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Николай Дмитриевич Телешов — писатель, заслуженный деятель искусств РСФСР (1938). Выходец из московской купеческой семьи. Окончил московскую Практическую коммерческую академию (1884). В 1899 организовал литературный кружок «Среда». После 1917 работал в Наркомпросе и других государственных учреждениях. С 1923 зав. музеем МХАТа (Камергерский пер., 3). Писатель менял адреса, а с ними и местонахождение своих знаменитых «Сред»: с 1904 — Чистопрудный бульвар, 21; с 1913 — Покровский бул., 18 (мемориальная доска), где хранятся книги и вещи, принадлежавшие Телешову, и проходят заседания членов комиссии «История московских улиц» Общества охраны памятников истории и культуры Москвы. Телешов — автор рассказов, повести о Революции 1905-07 «Начало конца» (1933), «Записок писателя» (1925-1943), ярко запечатлевших события литературной и театральной жизни Москвы.
отрывок из произведения:
...Захар Фомич лежал на постели в теплом халате и туфлях и, закинув за голову руки, глядел в потолок.
— Матреша! — сказал он старческим разбитым голосом. — Что-то на дворе Дружок лает: верно, стучится кто в калитку. Я давно слушаю. Лает.
— Сдурился и лает, — просто ответила Матрена, появляясь в дверях. — Кого теперь нелегкая принесет!
— Пошла бы взглянула: у нас ведь колокольчик оборван.
— Добрый человек в такую пору не пойдет.
Однако она накрылась платком и вышла. Захар Фомич тоже поднялся. Надел сапоги, поглядел на себя в зеркало, увидел в нем круглое бритое лицо с морщинами и складками, с седыми волосами, зачесанными по-старинному на висках к бровям, и только успел подумать: «Лет десяток авось еще протяну», как в прихожей заскрипела дверь и басистый голос ласково спросил:
— Могу ли на минуточку побеспокоить?
Гостям всегда бывал рад Захар Фомич, а потому приветливо ответил, идя навстречу:
— Милости просим. Добро пожаловать.
В комнату вошел очень высокого роста, сухопарый и сутулившийся человек, с огромными веселыми глазами и седыми усами, висевшими книзу, как у Шевченко. Скинув только калоши и не снимая пальто, он густым басом заявил:
— А я собственно за вами, Захар Фомич.
— Входите, садитесь, чайку сейчас попьем, — приветствовал его хозяин.
— Про охоту вашу хочу спросить: голуби ваши как поживают? Турманы ваши как кувыркаются? Козырные как погуливают?
— Курочки как поживают?.. Помнится, петух у вас был великолепный... Знатный петух!
— И петух живет, — с удовольствием улыбнулся Захар Фомич. — Неужели петуха моего помните?.. Да войдите же, пожалуйста. Садитесь.
— Таких петухов как не запомнить, — пробасил Травников, садясь и распахивая на груди пальто. — На бои-то ходите?
— На какие бои?
— На петушьи бои. Неподалеку от вас, почти по соседству. А я как раз туда пробираюсь. Любопытно. Дай, думаю, зайду к Захару Фомичу по дороге, может быть вместе отправимся. Дело любительское. Неужели никогда не бывали? А я постоянно хожу. Денег наиграл там цельную кучу.
— Что ж там? — полюбопытствовал Захар Фомич и хоть слыхал, что в этих боях происходит какая-то травля, какое-то зверство, но не очень доверял слухам и рассуждал — что дерутся же петухи на дворе, что ж особенного, если на них играть вздумали?
— Как вам сказать, — задумался Травников. — Так не расскажешь. Ставят на пари: чей возьмет верх, тому и выигрыш, — вот и все. А любопытно. Пройдемтесь-ка, Захар Фомич: поглядели бы, обо всех любителях услыхали бы, у кого петухи знаменитые... Я себе там зашиб денежку.
— Ну, какую там денежку.
— Честное слово! В прошлую зиму каждый раз выигрывал. Пойдемте, Захар Фомич, одевайтесь-ка! — неожиданно предложил Травников, взглядывая на часы. — Как раз к началу попадем.
Захар Фомич нахмурился.
— Это рядом почти. На полчасика. Посидим, чайку попьем...
— Нет, — ответил старик. — Там, говорят, сидеть тошно.
А я ведь, знаете, всякое создание люблю, птицу люблю...