Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Творчество Василия Аксенова во многом определило пути развития современной российской словесности. Его рассказы и повести, а также романы составили своеобразную художественную летопись наших шестидесятых — семидесятых годов. В них — любовь и ненависть, отчаяние и надежда, кровь и очищающие слезы, мнимая независимость и истинная свобода духа — все, что существует в нашей реальности.
отрывок из произведения:
...Борис любил аэродромы за их просторность, за крупные здания, за организованность и мощь, за полное, наконец, безразличие к нему, к его фигуре.
Всегда и везде Бориса сопровождало чрезмерное внимание окружающих, всегда он слышал вокруг то изумленный шепот, то лихие задиристые восклицания, веселые и наглые голоса, выражающие поддельный ужас и неподдельное восхищение редким явлением природы, но аэродромная братия привычна ко всему, она не удивится, даже если слон выскочит из самолета.
Город, куда они сейчас прилетели, тоже понравился ему: с воздуха, когда заходили на посадку, улицы казались просторными, дома — более-менее высокими, стадион тоже выглядел внушительно.
Пока они шли от самолета к автобусу, Борису тоже было спокойно и даже приятно. Ботинки, как выяснилось сейчас, разносились и почти не жали, и после изнуряющей жары южного города, где они играли бесконечно длинный четвертьфинал, здесь, в этом северном городе, дышалось легко. Борис шел по аэродрому тихо, наклонив голову, поворачивая голую шею, лаская ее речным и приморским ветром, почти не обращая внимания на маячившие внизу пролысины, лысины, шевелюры, вмятины шляп своих попутчиков. Будь его воля, он всегда бы жил на аэродромах, а именно на этом широком приморском аэродроме.
При выходе с аэродрома, конечно, началось. К автобусу, куда грузилась команда, сбежались таксисты, торговки подкатили поближе свои тележки, вывалилась толпа чужих пассажиров, окружили. Почему-то стояли довольно тихо, довольно тихо ахали, вопили в общем-то тихо.
— Какой рост у товарища? — спросил кто-то тренера.
— Отойдите, гражданин, — поморщился тренер.
— Какой рост у товарища? — повторил свой вопрос любопытный.
— Читай газеты, дядя, — сказал Коля Зубенко.
— Что, не можете сказать, какой рост у товарища? — возмутился любопытный. — В самом деле, какой рост у товарища?
— Два двадцать один, — сказал ему Шавлатов.
Юношески румяная и круглая голова Бориса в облачке привычной грусти плыла высоко над толпой. К нему не обращались. Может быть, думали, что он и говорить-то не умеет?
— Это правда, что он все время растет? — спросил Шавлатова какой-то эрудит.
— Растем помаленьку, — сказал Шавлатов. — Мы все растем помаленьку. А вы разве не растете, товарищ? Надо расти над собой.
— Боря, полезай, — сказал тренер.
«Сейчас про штаны спрашивают, — думал Борис, влезая в автобус. — Какой размер штанов. А сейчас про ботинки. Спокойная публика, вежливая.» Наконец все разместились. Борис кое-как устроился на заднем сиденье. Тронулись.
— У меня тут есть знакомый спортсмен, — сказал Шавлатов. — Она за здешний «Буревестник» года два назад играла. Ляхов, помнишь, черненькая такая, с фигурой?
— Переписывались? — тихо спросил Ляхов.
— Конечно, переписывались. Все в порядке, — сказал Шавлатов.
— Подруга у нее есть? — еще тише спросил Ляхов.
— Конечно, есть. Почему же нет? — удивился Шавлатов.
— У красивых подруги всегда некрасивые, — еле слышно прошептал Ляхов. Уж это я знаю, всегда так. Договариваешься, а потом гуляешь весь вечер с некрасивой. Хорошо еще, если умная попадется, а то ведь бывает, что и глупые попадаются...
...Борис любил аэродромы за их просторность, за крупные здания, за организованность и мощь, за полное, наконец, безразличие к нему, к его фигуре.
