Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Эссе Михаила Эпштейна, написанные им за 27 лет и охватывающие опыт жизни на двух континентах — это опыт размышления о русской и американской культурах, путях их взаимодействия. Эти тексты образуют своеобразную картографию культурных границ и исторических рубежей: между Россией и Америкой, между Россией и СССР, между коммунизмом и капитализмом, между повседневными мелочами и поэтическими символами, между частной жизнью и имперским сознанием, между национальной природой и сверхтехнологиями будущего.
отрывок из произведения:
...Любовь нуждается в таланте и вдохновении, хотя в ней, как и в искусстве, встречаются бездари, эпигоны, графоманы, халтурщики, изрядные мастера, но без искры Божьей. Бывает гениальная, невероятно изобретательная любовь, которая каждый день творит что-то новое в любящих, не может обойтись без озарений и порой превращает совместное существование в какой-то безумный полет во все стороны мироздания. Любовь-поэма, любовь-мистерия. Идут на выставку — и каждая картина преподносит им аллегорию их любви. Бродят по лесу — и всюду находят виды и уголки, предназначенные их укрывать — и открывать друг другу. Садятся в поезд, в самолет — и оказывается, что они уже давно мчатся, летят, а сейчас только с удвоенной скоростью. Забывают есть и пить, но если уж пьют и едят, то это всегда о чем-то большем, о тайне их сопричастности. «И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет...» — вот какая бывает любовь! И ничто не мешает ей такой оставаться, горне взлетая и небесно содрогаясь даже в тесной комнатке или деревенской избушке. Хорошо, конечно, если другая сторона окажется конгениальной, иначе вскоре она беспомощно повиснет на простертых крыльях своего шестикрылого серафима и завопит: хочу ножками! хочу завтрака, обеда и ужина! отпусти меня!
А бывает любовь добросовестная, прилежная, как школьное сочинение на пять с плюсом. Со множеством точно выписанных подробностей, с цветами и ужином при свечах, но без порыва и озарений. Некоторые любят с таким старанием, так вылизывают, выглаживают каждое чувство, как будто выполняют домашнее задание на тему «любовь». Пишут дружеские, а потом уже не только дружеские письма; не забывают сходить в театр и на концерт; трогают сначала за руку, потом за локоть и лишь потом за плечо... И даже признаются в любви единственно правильными словами и жестами: остановившись, потупившись, потом внезапно, с некоторым усилием над собой подняв глаза и в глаза же глядя: «Знаешь, я давно хотел сказать тебе... ты, наверно, уже догадалась... я тебя люблю!» Все четко, по-человечески понятно, в нужном порядке, без пропусков и перетасовок, со вступлением и заключением, с главами «Как мы праздновали свадьбу и провели медовый месяц», «Как мы проводим время дома», «Как мы отдыхаем и путешествуем», «Как мы помогаем друг другу», «Любовь и работа», «Любовь и дети», «Любовь и смысл жизни». И все слова в таких школьных сочинениях упоительно верные, как будто любит не автор, а кто-то другой, великий и образцовый, с кого он старательно делает свою жизнь. Любовь, списанная с учебника, любовь по шпаргалке. Некоторые и с этим не справляются, у них про смысл жизни ничего нет, а глава «Как мы проводим время дома» ограничена спальней. Есть вечные двоечники и троечники в любви, а есть хорошисты и отличники, которым все удается — не удается лишь сказать своего слова, у них все как у других, так же хорошо или отлично.
Есть люди умные, добрые, одаренные во многом, но бездарные в любви, неспособные интимно увлечь и увлечься. С лекторского места — громовый голос, сверкающие глаза, ангел и одновременно демон мужественности. Подходит к нему из аудитории девушка, робкая красавица, с немудреным вопросом «по теме» и с волнением в сердце, уже чувствуя, что тема-то у нее другая. А он в ответ на явление красоты сам робеет и не может связать двух слов, на глазах тускнеет, скучнеет, и девушка отходит померкшая: на его лекции-то она еще придет, но никаких других вопросов к нему больше не возникнет. И наоборот, есть люди скучные и ограниченные, на которых нисходит только один род вдохновенья — любовное. «Он средь женщин находчив, Средь мужчин нелюдим» (Б. Пастернак). Плоское лицо, пустые глаза, вялая, засыпающая речь ни о чем... И вдруг за соседний столик садится молодая, пригожая. И вот лицо начинает округляться, светиться, речь пробуждается, шутки сыплются градом, и все громче, чтоб добраться до ее уха в завиточках-волосках и повернуть на себя ее карий глазок. Глазок поворачивается — и кого же видит перед собой: молодца, озорника, пламенного задиру, мечущего громы и молнии изо рта и глаз. Сердечного знакомства не миновать, а ведь только что он засыпал, и энергии его жизнедеятельности не могла бы позавидовать даже амеба...
...Любовь нуждается в таланте и вдохновении, хотя в ней, как и в искусстве, встречаются бездари, эпигоны, графоманы, халтурщики, изрядные мастера, но без искры Божьей. Бывает гениальная, невероятно изобретательная любовь, которая каждый день творит что-то новое в любящих, не может обойтись без озарений и порой превращает совместное существование в какой-то безумный полет во все стороны мироздания. Любовь-поэма, любовь-мистерия. Идут на выставку — и каждая картина преподносит им аллегорию их любви. Бродят по лесу — и всюду находят виды и уголки, предназначенные их укрывать — и открывать друг другу. Садятся в поезд, в самолет — и оказывается, что они уже давно мчатся, летят, а сейчас только с удвоенной скоростью. Забывают есть и пить, но если уж пьют и едят, то это всегда о чем-то большем, о тайне их сопричастности. «И внял я неба содроганье, И горний ангелов полет...» — вот какая бывает любовь! И ничто не мешает ей такой оставаться, горне взлетая и небесно содрогаясь даже в тесной комнатке или деревенской избушке. Хорошо, конечно, если другая сторона окажется конгениальной, иначе вскоре она беспомощно повиснет на простертых крыльях своего шестикрылого серафима и завопит: хочу ножками! хочу завтрака, обеда и ужина! отпусти меня!
