Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Михаил ЭПШТЕЙН — родился в 1951 г. в Москве. Окончил филологический факультет МГУ. Филолог, философ, культуролог, лауреат премии Андрея Белого и «Либерти», член ПЕН-центра и Академии российской современной словесности. Автор четырех сотен статей и эссе, переведенных на тринадцать иностранных языков, а также почти двух десятков книг, в том числе: «Парадоксы новизны. О литературном развитии XIX–XX веков», ««Природа, мир, тайник вселенной…» Система пейзажных образов в русской поэзии», «Релятивистские модели в тоталитарном мышлении: исследование советского идеологического языка», «Отцовство. Роман-эссе», «Знак пробела. О будущем гуманитарных наук», «Новое сектантство: типы религиозно-философских умонастроений в России», «Великая Совь: философско-мифологический очерк», «Вера и образ. Религиозное бессознательное в русской культуре ХХ века», «Постмодерн в России: литература и теория» и др. С 1990 года живет в США, преподает в университете Эмори (Атланта).
отрывок из произведения:
...У Песни Песней есть множество истолкований, которые по своим методам расположены между двумя полюсами: аллегорическим и буквальным. Аллегорически Песнь толкуется как изображение любви Бога и Израиля, в духе пророка Исайи, который так обращается к своему народу: «как жених радуется о невесте, так будет радоваться о тебе Бог твой» (62:5). И в духе ап. Павла: «Мужья, любите своих жен, как и Христос возлюбил Церковь...» (Ефес. 5:25). Основы христианского аллегорического толкования заложены Оригеном в его книге комментариев и проповедей к Песни.1 Жених — это Слово Божие, а невеста — Церковь или душа человеческая. По Оригену, эрос и агапе, страстная человеческая любовь и любовь Бога к человеку, говорят на общем языке, и поэтому Библия, говоря о «любви», «ласках», «благоуханиях», пользуется омонимами — словами, которые обозначают разные вещи: плотские и духовные. Таинство союза Христа и Церкви, Слова и Плоти, Небесного и Земного — вот предмет Песни. Мистико-аллегорические толкования Песни находим у церковного писателя и философа епископа Григория Нисского, у испанского поэта Хуана де ла Крус, у французского богослова Бернарда Клервоского. Амвросий Медиоланский, один из отцов Западной церкви, считал Невесту провозвестием Девы Марии («О девстве»), и в католичестве Суламифь воспринимается как аллегорический образ Богоматери, чтения из Песни приурочиваются к Богородичным праздникам (в православном богослужении чтения из Песни не используются).
Действительно, если согласиться, что Божественная любовь имеет много общего с человеческой, то возможно их образное уподобление и иносказательное прочтение. Но когда аллегорический метод применяется ко всему тексту Песни, к каждому образу, сравнению, предметной детали, возникают трудности, поскольку речь явно идет о человеческой любви во всей ее чувственной наполненности. Например, первый стих Песни: «Да лобзает он меня лобзанием уст своих!» — вызывает такой глубокомысленный комментарий Оригена: «Смысл этих слов таков: доколе жених мой будет посылать мне лобзания чрез Моисея, доколе он будет давать мне лобзания через пророков? Я уже желаю коснуться его собственных уст: пусть он сам придет, пусть сам снидет ко мне».2 Тогда пришлось бы в столь же возвышенном ключе, как обращение Бога к Израилю или Христа к Церкви, толковать и такие слова жениха невесте: «Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти. Подумал я: влез бы я на пальму...» (7:8, 9) и т. д. Заметим, что такие мистико-аллегорические толкования Песни были весьма распространены и в Средние века, и в Новое время. Приведу только название одной книжицы: «Сношения божественной любви между Христом и Его Церковью... метафорически выраженные Соломоном в первой главе Песни песней».3 Буквальное истолкование, которое ныне вытесняет аллегорическое даже из богословской литературы (протестантской и отчасти католической), возвращает Песни ее земной смысл. Если основоположником аллегорического истолкования Песни в христианском богословии считается Ориген (ок. 185-253/254), то основоположником буквального — Феодор Мопсуестский (350-428), сирийский грекоязычный богослов и экзегет, представитель антиохийской школы, который полагал что Песнь — это повествование о человеческой любви. Его экзегеза была отвергнута другими раннехристианскими толкователями и осуждена на Пятом вселенском соборе. В XVIII в. распространился взгляд на Песнь как на описание исторического события (брак Соломона с дочерью фараона либо его попытка взять в жены жительницу Сунема). Приведу мысль Иоганна Гердера, великого немецкого культурфилософа, из его работы «Песни любви. Библейская книга» (1776): «Не знают, несмотря на ее ясное буквальное значение, что из нее сделать? На нее сыпались аллегория, мистика, наконец, непристойности и любовные шашни, — и все это во имя одной святости — ведь это находится в Библии!»4 Буквальное истолкование видит в Песни брачную песню фольклорно-языческого происхождения, сцену перекликающихся голосов и хора из древнего брачного обряда или даже ряд несвязанных песенных отрывков, которые были включены в Библию лишь благодаря их поэтической силе и популярности, но которые по сути никак не вписываются в священную книгу и не содержат никакого религиозного откровения. «При возникновении Песнь Песней была светской книгой в самом обыкновенном значении этого слова. В ней не только нельзя увидеть какой-либо мистической скрытой мысли, но строение и план поэмы совершенно исключают даже мысль об аллегории», — заключает Эрнест Ренан...
Буквальное истолкование, которое ныне вытесняет аллегорическое даже из богословской литературы (протестантской и отчасти католической), возвращает Песни ее земной смысл. Если основоположником аллегорического истолкования Песни в христианском богословии считается Ориген (ок. 185-253/254), то основоположником буквального — Феодор Мопсуестский (350-428), сирийский грекоязычный богослов и экзегет, представитель антиохийской школы, который полагал что Песнь — это повествование о человеческой любви. Его экзегеза была отвергнута другими раннехристианскими толкователями и осуждена на Пятом вселенском соборе. В XVIII в. распространился взгляд на Песнь как на описание исторического события (брак Соломона с дочерью фараона либо его попытка взять в жены жительницу Сунема). Приведу мысль Иоганна Гердера, великого немецкого культурфилософа, из его работы «Песни любви. Библейская книга» (1776): «Не знают, несмотря на ее ясное буквальное значение, что из нее сделать? На нее сыпались аллегория, мистика, наконец, непристойности и любовные шашни, — и все это во имя одной святости — ведь это находится в Библии!»4 Буквальное истолкование видит в Песни брачную песню фольклорно-языческого происхождения, сцену перекликающихся голосов и хора из древнего брачного обряда или даже ряд несвязанных песенных отрывков, которые были включены в Библию лишь благодаря их поэтической силе и популярности, но которые по сути никак не вписываются в священную книгу и не содержат никакого религиозного откровения. «При возникновении Песнь Песней была светской книгой в самом обыкновенном значении этого слова. В ней не только нельзя увидеть какой-либо мистической скрытой мысли, но строение и план поэмы совершенно исключают даже мысль об аллегории», — заключает Эрнест Ренан...