Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Михаил Наумович Эпштейн — филолог, философ, культуролог, эссеист. С 1990 г. профессор теории культуры, русской и сравнительной литературы университета Эмори (Атланта, США). Член Союза писателей (с 1978 г.), Пен-клуба и Академии российской современной словесности. Автор 16 книг и около 500 статей и эссе, переведенных на 14 иностранных языков, в том числе «Философия возможного» (СПб, 2001), «Знак пробела. О будущем гуманитарных наук» (М., 2004), «Постмодерн в русской литературе» (М., 2005), «Все эссе», в 2 тт. (Екатеринбург, 2005). Автор сетевых проектов «ИнтеЛнет», «Книга книг», «Дар слова. Проективный словарь русского языка» и «Веер будущностей. Техно-гуманитарный вестник». Лауреат премий Андрея Белого (СПб., 1991) и «Liberty» (Нью-Йорк, 2000) за вклад в российско-американскую культуру.
отрывок из произведения:
...На первый взгляд может показаться, что русский язык переживает сейчас эпоху взрывного лексического расширения. Почти в каждом номере газеты мелькают новые, едва знакомые или вовсе незнакомые слова. «Мерчандайз», «спичрайтер», «трендсеттер», «копирайтер», «фандрейзер», «бодибилдинг», «венчурный»... Увы, обновление почти полностью происходит за счет заимствования иностранных слов, прежде всего английских. Заглянем в современные словари русских неологизмов – там сплошь такие «русские» слова, как «гипермаркет», «паркинг», «паркомат», «мультиплекс», «армрестлинг», «девиант», «деградант» и т. п.
Давайте спросим себя, какие новые слова взошли за последние 15–20 лет из русских корней, – и окажется, что на тысячи заимствований придется едва ли больше десятка-двух словообразований, да и то в основном блатного происхождения, типа «отморозок», «беспредел», «разборка», «наезжать», которые из жаргона ворвались в разговорный и даже литературный язык, вылезли из грязи в князи (и этот список уже не меняется годами).
Самое тревожное, что корни русского языка перестали расти и плодоносить, напротив, многие лексические ветви выпадают. Сравним два примерно равновеликих по объему академических четырехтомных словаря – «Словарь церковно-славянского и русского языка, составленный вторым отделением Академии Наук» (1847 г.) – 114 749 слов и «Словарь русского языка» под ред. А. П. Евгеньевой (2-ое изд., Академия наук СССР, 1981 г.) – более 90 тысяч слов.1 Как в этих словарях выражаются корневые смыслы, необходимые для духовной и практической жизни народа, – понятия любви, добра и зла и т. д.? Насколько многочисленны производные от этих корней? В академическом Словаре 1847 г. приводится 153 слова, начинающиеся корнем «люб», от «любиться» до «любощедрый», от «любушка» до «любодейство», от «любогрешный» до «любодружный», от «любленик» до «любовещный» (сюда еще не входят приставочные образования с тем же корнем). В Словаре 1982 г. осталось 41 слово, т. е. лексико-тематическая группа «любовь» сократилась почти на три четверти. Причем корень «люб» за сто лет вообще не дал прироста: не появилось ни одного нового ветвления на этом словесном древе, быстро теряющем свою пышную крону (если не считать автоматически образуемых слов со второосновой «любитель», типа «фотолюбитель», «автолюбитель»). Вроде область наших чувств должна была бы за сто лет расшириться и найти новые слова для своего выражения, – однако мы видим, наоборот, вырождение корня, поредение кроны. То же самое с корнями «добр(о)» и «зл(о)»: было 146 и 254, осталось соответственно 52 и 85. Ушли из языка такие слова, как «добродей», «добромыслие», «добрословить», «добролюбие» «злострастие», «злоумие», «зловолие», «злотворный», «злосовестный» и множество других.2 Или вот область уже не чувств и не нравственности, а ремесла, деятельности: корень – «леп», от которого дошли до нас слова: лепить, лепиться, лепка, лепнина, лепной, лепешка, лепота. Других бесприставочных слов, начинающихся с этого корня, в современных словарях нет. А в Словаре 1847 г.: лепленье, лепкий, лепкость, лепный, лепщик, лепильщик, лепотный, леповидный, лепый, лепеха, лепешник... Было у этого ствола тридцать веточек, осталось семь.
Во всех словарях русского языка советской эпохи, изданных на протяжении 70 лет (включая 4-томный Словарь Д. Ушакова 1940 г. и 17-томный Академический 1948–1965 гг.), в общей сложности приводится около 125 тысяч слов. Это очень мало для развитого языка, с великим литературным прошлым и, хочется верить, большим будущим. Для сравнения: в Словаре В. Даля (3-ем и 4-ом изданиях) – 220 тыс. слов: в современном английском – более 750 тысяч слов: в третьем издании Вебстеровского (1961) – 450 тыс., в полном Оксфордском (1992) – 500 тыс., причем более половины слов в этих словарях не совпадает. В современном немецком языке, по разным подсчетам, от 185 до 300 тысяч слов.
Лингвист Максим Кронгауз, говоря о нынешнем переполнении русского языка заимствованиями, приходит к такому обобщению: «Это, пожалуй, самый яркий и, наверно, грустный пример того, что мы сейчас не создаем общественные, профессиональные и культурные отношения, а, скорее, заимствуем их вместе с соответствующими словами, то есть живем в условиях трансляции чужой культуры».3 Чужую культуру транслируем, а словопорождающую мощь родного языка утрачиваем...