Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Юлия Игоревна Андреева. Писатель, поэт. Родилась в Ленинграде в 1969 г., в семье служащих. Поэтический дар проявился рано. В школьные годы занималась во Дворце пионеров им. А.А.Жданова, в клубе «Дерзание» (секция поэзии, руководитель Н.А.Князева).
Печататься начала с 1993 г.
Есть зарубежные публикации: Австралия, США.
В 2002-2004 гг. работала на радиостанции «Открытый город», где вела постоянную рубрику «Литературная гостиная», а также циклы передач, как то: «Компьютерные истории», «Усыновление», «Открытый космос». Является режиссером литературно-музыкальных дисков: «Петербургское барокко», «Готика», «Венок Данте».
В 2003 г. за роман «Мертвым не понять» стала лауреатом литературной премии «Созидатель».
2006 г. Роман «Предсказание» выдвигался на премию Гоголя (номинация «Вий», мистический роман).
В 2007 книга «Изнанка веера» выдвинута издательством «Гиперион» на премию Гоголя (номинация «Шинель»).
отрывок из произведения:
...Прославленный критик Мелантий Жом вернулся домой после очередной блистательно проваленной им презентации, отдал прислуге плащ, его, по заведенному много лет назад обычаю, следовало ожечь (дабы избежать проникновения под кожу яда, которым могли его пропитать подкупленные врагами гардеробщики).
— Боже мой как упростилось и опошлилось в наши дни отношение к смерти. Ведь еще десять лет назад для подобной процедуры нанимали самоубийц, пивших яд и тут же плевавших отравленной слюной на манишки и жилеты, умирая на парадных лестницах, в блеске исчезавших фейерверков. — Подумалось господину Жому, — их смерти вдохновляли женщин. Женщин с горящими глазами и кроваво-красными ногтями, такими длинными, словно были созданы для того, чтобы впитываться в самую сердцевину темного пиона. Женщины, жаждущие любви как смерти, а смерти как наслаждения. Они подстерегали на карнавалах умирающих отравителей, похищая их на несколько горячих объятий у смерти, и не редко умирали вместе с ними, погружаясь в темноту ночи, которая обычно еще чернее после цветных вспышек.
Радостно потирая руки, Жом вошел в кабинет.
Ну и денек сегодня, — посмеивался он. Ведь по дороге была застрелена, заколота длинными шпильками смеющихся гейш из восточного квартала и задавлена уличными пылесосами абсолютно вся его охрана (пятьдесят человек). А это триумф!!!
Перед тем, как переодеться в домашнее, критик со вздохом перечислил деньги семьям погибших и отдал распоряжение секретарю о новой партии пушечного мяса, как он называл их по старинке. Секретарь напялил резиновые перчатки и привычным жестом, как правило свойственным врачам, бросил в ведро истекающие плевками башмаки. — Странное дело, еще м-м Шанс полвека назад писала об этих нечистотах. «Завистники улыбаются вашей манишке и плюют на подол». Вот как сказано, не то что сейчас. — Тут только Жом заметил на специальном беспредметном, а значит обычно бездействующем, столике красноватую коробочку.
— Что это, Жак? — нарочно противным голосом загнусавил критик.
На самом деле ему здорово делалось интересно при виде пакетиков, коробочек, ящичков... Словом всей той ерунду-содержащей тары, в которой подстерегала его новая загадка.
— Вот уж не знаю. Полдня голову ломал, ничего не получается.
— И что же, это вся корреспонденция на сегодня?
— Никак нет. Маркиза де Ревня изволила прислать букет со скорпионами. Так над этим даже Марья, на что дура, смеялась, по кухне каталась, банку молока со стола грохнула.
— Вот стерва, — неизвестно про кого выругался критик.
— Актер де Бют, которого ваша милость изволили третьего дня опозорить и из театра выгнать, прислал к обеду коробку конфет с цианистым калием. На крышке золотыми литерами было выведено «Кушать подано».
— Вот это кстати, — оживился Жом. — Я как раз хотел распорядиться прикупить яда для чернил... фестиваль грядет...
— Посылка еще была анонимная, с пошлой бомбой. Потом поэтишка этот Морвсеммор сборник стихов на отравленной бумаге напечатанный, принес.
— Вот это он зря, его вирши так плохи, что сами по себе способны расстроить пищеварение.
— А это,.. — секретарь кивнул в сторону коробки. — Черт знает, что такое. Я уж думаю, не нормальная ли корреспонденция?
— Действительно, черт знает что. А на лучи как?..
Первая проверка.
— А то один физик сочинил, помнится, гадость, после которой критик Тромб рассыпался на конфетти, тоже ничего не обнаружили.
— Тaк я эти опыты все в картотеку заношу и реакции вырабатываю. А тут чисто. Ни игл, ни слез девственниц, тех, что после девяноста лет очень вредные, знаете ли... Ничего.
— Ну ладно, критик сорвал красную бумагу, перед ним лежала тетрадь.
Жом устроился в кресле и начал читать:
«Мой милый, ступени дворца Чалин еще помнят тепло наших тел, хотя столько раз их уже после этого ласкал прибой.
Вода заполнила комнаты, кроме одной.
И я лежу в хрустальной ладье, под балдахином сновидений. В воздухе застыли сиреневые искры, ставшие свидетелями нашей страсти.
Твои губы были и сладки и горьки...» В комнату вошел лакей. — Только что сообщили, что м-ль Шарше де Бравур скончалась.
Шарше, первая красавица, по общепризнанному мнению любовница философа Мешанье, все теории которого Жом должен был через неделю разбить и еще через девять дней присутствовать на его похоронах. Странное дело, нашла время, разворчался критик. Честно говоря, он всегда считал, что знал все об этой паре. Дело было так: безумный профессор, страстный коллекционер тратил все свои деньги на книги, ежедневно ругаясь с семьей своего брата, члены которой, имели надежду быть его наследниками. Шарше де Бравур страдала той же болезнью — тратой денег, которой был подвержен Мешанье, с той лишь разницей, что ежечасно атакованные ею магазинчики торговали одеждой, парфюмерией или были антикварными лавочками. Однажды на званом обеде они познакомились и уехали вместе. На следующий день красавица Шарше заказала в букинистическом магазине лучшие собрания сочинений Вольтера, Петрарки и Вельтмана. В тот же день продавщицы белья приметили маленького профессора, суетно рассовывающего по пакетам сиреневые, голубые, лиловые, пурпурные чулочки. А повсюду летали довольные приказчики, перетаскивая из конца в конец километры тафты и кружев.
После этих событий все в городе ходили довольные и только один Жом догадался о порочном договоре...
...Прославленный критик Мелантий Жом вернулся домой после очередной блистательно проваленной им презентации, отдал прислуге плащ, его, по заведенному много лет назад обычаю, следовало ожечь (дабы избежать проникновения под кожу яда, которым могли его пропитать подкупленные врагами гардеробщики).
