Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Когда Михаил вернулся домой он, первым делом включил свет в прихожей. Через секунду три подъезда хрушевской пятиэтажки, в которой жили Шаровы превратились в груду горящего мусора, похоронив под бетонными плитами более сорока человек.
Среди погибших был журналист, который только что закончил разоблачительную статью-расследование, посвященную деятельности недавно появившейся секты под названием «Космэтика».
отрывок из произведения:
— ...Ты что ль Грибоконь? — Спросил татуированный.
— Я. — Кивнул Михаил Львович.
— Ты воровской закон уважаешь?
Шаману ничего не оставалось делать, кроме как кивнуть и попытаться уверенно произнести одно лишь:
— Да.
— Тут дело такое… — Репей посмотрел этапнику прямо в глаза, — скоро один наш кентяра поднимается. — Блатной сделал паузу, чтобы Грибоконь проникся важностью этого события.
— Куда поднимается?
— В жилку, мля!
Теперь Михаил Львович окончательно запутался:
— В вену?
— Какую, нах, вену? Сюда, в отряд! — До Репья в конце концов дошло, что этот мужик не понимает его жаргона, и он вынужден был повторить свои слова на доступном языке. — Закрыли кента в ШИЗО. Знаешь, что это такое?
Грибоконь осторожно кивнул:
— Карцер?..
— Ну, въехал… — Блатной, начавший, было, гневно сверкать глазами, слегка успокоился. — Кента встретить надо. Ну, там, чаек-буек, курево с ниппелем. Догоняешь?
— А я тут причем? — Опасливо спросил Михаил Львович.
— Не, ну, ты на него посмотри! — Репей покачал головой. — Ты в ларь пойдешь?.. На отоварку.
— Наверное…
— Не «наверное», а точно. У тебя на киче нарушения были?
— Нет.
— Знач, верняк, тебе на отоварку хозяин бабок кинет. Возьмешь там чай. Принесешь мне. На подъем! — Последнее слово блатной выделил особо, давая понять, что святая обязанность любого мужика приносить ему чай, для празднования освобождения мифического друга.
— Я не могу. — Стараясь побороть страх, сказал Михаил Львович.
— Что? — Блатной вскочил. — Для тебя воровской закон что, порожняк?
— Я уже обещал.
Репей несколько секунд соображал:
— Ну, коли уж обещал, — вдруг с приторной сладостью в голосе проговорил зек, — то делать нечего. Но тогда давай покумекаем, что ты можешь, — Репей сделал ударение на этом слове, — дать на подъем… — Ну… Пару-тройку сигарет. — Предложил Грибоконь.
— Что??!! — Теперь блатной разъярился всерьез. — Издеваешься?!
— Нет. — Промямлил Михаил Львович.
— Пять пачек! С фильтром! Понял?!
Экстрасенс видел, как от этого заключенного исходят темно-бордовые волны агрессивной энергетики. Он уже захлебывался в них, но что-то внутри дало вдруг силу воспротивиться этим подавляющим волю эманациям, и Грибоконь вымолвил:
— Нет.
Блатной внезапно отступил. Он сел на кровать и, несколько секунд посверлив Шамана ненавидящим взглядом, процедил:
— Ты об этом ещё сто раз пожалеешь… — И отвернулся.
Мгновение помедлив, словно ожидая какой-то реплики Репья, которая превратит эту ситуацию в неудачную шутку, Михаил Львович развернулся и направился на свое место.
Потом, после ужина, уже перезнакомившись с земляками-москвичами, Грибоконь посидел в пэвээрке, комнате политико-воспитательной работы, посмотрел телевизор, полистал подшивки газет. Завтра надо было выходить на работу, а он ещё не знал, куда его распределят и эта неопределенность пугала Михаила Львовича, уже привыкшего за месяцы тюрьмы, что любое «завтра» будет совершенно неотличимо от серого «сегодня».
Перед отбоем Шаман пошел умыться на ночь. В умывальнике стояла небольшая компания блатных. Они весело о чем-то переговаривались, курили, не обращая, казалось, никакого внимания на окружающее. Но Михаилу Львовичу сразу стало не по себе.
Все умывальники, кроме одного оказались заняты. А на том свободном, на самом краю раковины, лежал, слегка покачиваясь, большой кусок розового мыла. Достаточно было самого легкого толчка, и кусок упал бы на кафельный пол.
— Мужики, чье мыло? — Громко спросил Грибоконь.
Умывающиеся покосились на Шамана, но никто не ответил. Тогда Михаил Львович взял кусок, чтобы положить его на ребристое подобие мыльницы около крана и тут же его окликнули блатные:
— Эй, бычара, ты чо, мыло закрысить собрался?
— Нет. — Твердо ответил Грибоконь. — Я собрался его переложить.
— Да кто ты такой, чтобы мое чистое мыло лапать своими вонючими пакшами? — От блатных отделился один, напоминающий лысого орангутанга. У него в руке вдруг оказалось скрученное в тугой жгут полотенце. В массивной кисти обезьяноподобного оно тут же закрутилось, словно вентилятор.
Грибоконь отступил на шаг и оглянулся. В умывальнике больше никого не было, а ещё один блатной уже успел продеть в дверную ручку ножку от стула. Михаил Львович оказался заперт наедине с тремя громилами.
Они молча надвигались на него и улыбались, показывая то ли золотые, то ли рандолевые фиксы.
— Ну, Шаман, пивка хочешь? — Лысая горилла резко замахнулась, Грибоконь, пытаясь защититься, машинально вскинул руки, и в тот же момент сразу двое ударили его полотенцами по бокам…