Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Благодаря халтурной работе неизвестного сварщика совершенно новый радиотелескоп Сокетского университета действительно обладал беспрецедентной дальностью действия — но в направлении, которое его создатели не только не закладывали в конструкцию, но даже и представить себе не могли.
отрывок из произведения:
— ...Почти меня своим вниманием, бессмертный Квант.
Выплывая из мрака, Мартелс попытался открыть глаза и обнаружил, что не может этого сделать. Тем не менее, через мгновение он осознал, что видит. Увиденное оказалось для него настолько необычным, что он попытался закрыть глаза, и обнаружил, что и этого сделать не может. Видимо, он был полностью парализован; он не мог даже перевести взгляд.
Он подумал было, что сломал при падении шею. Но это не могло помешать ему управлять глазными мышцами, не так ли? Или веками?
К тому же он находился не в больнице, уж в этом-то, по крайней мере, он не сомневался. Перед ним расстилался обширный сумрачный полуразвалившийся зал. Откуда-то сверху проникал солнечный свет, но то, сквозь что он проходил, пропускало его плохо.
У Мартелса возникло ощущение затхлости, но обоняния он, похоже, тоже лишился. Голос, который он услышал, плюс несколько слабых неясных отголосков дали ему знать, что он, во всяком случае, может слышать. Он попробовал открыть рот — безрезультатно.
Ему ничего не оставалось, кроме как внимать тому немногому, что он видел и слышал, и попытаться уловить смысл во всем этом. На чем он сидел или лежал? Тепло вокруг или холодно? Нет, эти чувства тоже его оставили.
Но зато у него ничего не болело — хотя означало ли это, что он лишился и ощущения боли тоже, или находился под воздействием лекарств, или его вылечили, догадаться было невозможно. Он также не чувствовал ни голода, ни жажды — причина опять же была неясна.
На полу зала, в пределах поля зрения Мартелса, в беспорядке располагались исключительно странные предметы. То, что они находились на различном расстоянии, позволило ему сделать вывод, что он может хотя бы фокусировать свой взгляд. Некоторые предметы казались еще более запущенными, чем сам зал. В ряде случаев состояние предметов было невозможно оценить, так как они казались скульптурами или какими-то иными произведениями искусства; что они представляли, если они вообще что-то представляли, Мартелс не мог понять, в его время изобразительное искусство вышло из моды. Другие же предметы были просто машинами, и хотя назначение ни одной из них он не мог даже представить, ржавчину он заметил сразу. Эти вещи не использовались давным-давно.
Впрочем, что-то еще работало. Он слышал слабое гудение, похожее на электрический фон частотой пятьдесят герц. Оно, казалось, звучало где-то сзади, совсем рядом, будто какой-то невидимый парикмахер работал над его затылком или шеей массажным приспособлением, рассчитанным на комариную голову.
Мартелс решил, что это здание, во всяком случае, то помещение, где он находился, не должно быть очень большим. Если стена, в которую упирался его взгляд, была боковой — конечно, он не мог определить это с уверенностью — а недавние отзвуки голоса не вводили в заблуждение, зал не мог быть намного больше, чем одна из центральных галерей пинакотеки Альте, скажем, зал Рубенса...
Подобное сравнение прекрасно подходило к этому месту. Мартелс находился в своего рода музее, неухоженном и редко посещаемом, судя по толстому слою пыли на полу, хранившему очень мало следов и совсем нетронутому возле экспонатов (если это были экспонаты). Он с недоумением отметил, что это следы босых ног.
Затем снова раздался тот же голос, на этот раз с довольно резкой жалобной нотой. Голос произнес:
Потрясение было тройным, поскольку, во-первых, он не собирался формулировать ответ или произносить его. Во-вторых, голос, произнесший эти слова, совершенно точно ему не принадлежал, он был более низким и неестественно громким, но почти без резонанса. В-третьих, этого языка Мартелс никогда раньше не слышал, но, вроде бы, понимал его прекрасно.
«К тому же, меня не зовут и никогда не звали Квантом. У меня даже нет второго инициала.» Но он не успел задуматься над этим, так как в поле зрения, раболепно согнувшись, что почему-то показалось Мартелсу противным, бочком вошло нечто, что с натяжкой можно было назвать человеком. Он был гол, и кожа его имела темно-коричневый цвет, наполовину от природы, решил Мартелс, наполовину от сильного загара. Нагота позволяла видеть, что он очень чист, с короткими руками, длинными ногами, узким тазом. Черные волосы вились, как у негра, но черты лица были европейскими, не считая азиатского разреза глаз, напомнив Мартелсу скорее африканских бушменов — небольшой рост усиливал это впечатление. Лицо его, в отличие от позы, хотя и выражало уважение и даже почтение, отнюдь не было испуганным.
— Ну, что тебе нужно от меня, туземец? — сказал новый голос Мартелса.
— Бессмертный Квант, мне нужен обряд для защиты наших церемоний посвящения от Птиц. Они постигли прежний, так как в этом году многие из наших новых юношей лишились из-за них глаз, а некоторые даже жизни. Предки говорят, что такой обряд был известен в Третьем Возрождении, и он лучше нашего, но они не знают подробностей.
— Да, он существует, — произнес другой голос Мартелса. — И он послужит вам, пожалуй, от двух до пяти лет. Но в конце концов, птицы постигнут и его. Кончится тем, что вам придется отказаться от этих церемоний.
— Сделать это означало бы отказаться от жизни после смерти!
— Это несомненно, но так ли уж велика будет потеря? Юноши нужны вам здесь и сейчас, чтобы охотиться, производить потомство и сражаться с Птицами. Мне не дано знаний о загробной жизни, но откуда в вас уверенность, что она приятна? Какие радости могут остаться для всех этих теснящихся душ?
Непонятно почему, Мартелс чувствовал, что Квант произносит слово «птицы» с большой буквы, но этого совсем не ощущалось в речи просителя, на лице которого теперь появилось выражение сдерживаемого ужаса. Он также заметил, что Квант разговаривал с предполагаемым дикарем, как с равным по уровню знаний, и обнаженный человек отвечал ему так же. Но что толку в этой информации? Коль на то пошло, что делает Мартелс, человек, видимо, чудом уцелевший при серьезном несчастном случае, в каком-то разваливающемся музее, беспомощно подслушивая бессмысленный разговор с голым «туземцем», задающим вопросы наподобие средневекового студента, обращающегося к святому Фоме Аквинскому?
— Не знаю, бессмертный Квант, — говорил тем временем проситель. — Но без этих церемоний у нас не будет новых поколений предков, и память о загробной жизни быстро затухнет. Кто тогда будет давать нам советы кроме нас самих?
— В самом деле, кто?
Судя по легкому налету иронии в голосе, Квант хотел, чтобы вопрос прозвучал риторически, но Мартелсу, наконец, все это надоело. Собрав всю силу воли, он с трудом произнес:
— Может мне кто-нибудь объяснить, что здесь происходит, черт возьми?
Слова вырвались наружу, на этот раз звучал его собственный голос, хотя физического ощущения речи не возникло. И он снова говорил на том же незнакомом языке. Эхо улеглось, на мгновение наступила полная тишина, и Мартелс ощутил потрясение, которое совершенно точно не было его собственным. Затем проситель в изумлении открыл рот и бросился бежать.
На этот раз глаза Мартелса, хоть и не по его воле, следовали за бегущим человеком, пока тот не скрылся в низком сводчатом залитом солнцем проеме, за которым виднелось что-то вроде густого зеленого леса или джунглей. Таким образом, его догадка о размере и форме зала подтвердилась, и теперь он знал, что зал находится на уровне земли. Затем его взор вернулся на стену и заброшенные непонятные предметы.
— Кто ты? — спросил голос Кванта. — И как ты проник в мой мозг?
— Твой мозг?
— Это мой мозг, и я его законный владелец — драгоценная личность великой мудрости, специально сохраненная и оберегаемая для жизни после смерти. Я заключен сюда с конца Третьего Возрождения, музей, который ты видишь, относится именно к этой эпохе. Люди Четвертого Возрождения считают меня почти богом, и правильно делают. — В последней фразе, без сомнения, прозвучала угроза. — Повторяю, кто ты, и как сюда попал?
— Меня зовут Джон Мартелс, и я не имею ни малейшего представления, как я здесь очутился. И ничего из увиденного или услышанного я не понимаю.
Я находился в паре секунд от верной смерти, и вдруг я тут. Вот все, что я знаю...
— ...Почти меня своим вниманием, бессмертный Квант.
