Ладошки, у меня РАНЧИК РОДИЛСЯ! :-)
...
Уважаемые давние поклонники и посетители Ладошек!
Я запускаю коммьюнити-сайт, новый проект, а вы все, будучи
https://www.facebook.com/run4iq
Бег для интеллектуалов.
Бег для интеллекта.
Бег "за" интеллектом. Он сам не придёт ;-)
Ранчик родился!
Андрей AKA Andrew Nugged
Ладошки служат как архив программ для Palm OS и Poclet PC / Windows Mobile
и разрешённых книг с 15 окрября 2000 года.
Юрий Тынянов — популярный советский романист — был талантливым литературоведом. Он писал о русской литературе с той увлекательной заинтересованностью, которая заставляет читать его историко-литературные труды как художественные произведения.
Пушкин, Грибоедов, Кюхельбекер предстают перед нами живыми людьми, их творческий путь показан с глубоким знанием материала. В статьях Юрия Тынянова много зорко подмеченных фактов.
отрывок из произведения:
...Первое стихотворение Пушкина, появившееся в печати, — «К другу-стихотворцу» (1814). Со стороны литературных комментариев вещь сомнений но вызывала — пятнадцатилетний Пушкин выступил в печати как приверженец литературных взглядов школы Карамзина и противник «Беседы любителей русского слова», нападающий на старые имена «бессмысленных певцов», вокруг которых в то время шла оживленная полемика (Тредьяковский), и на имена литературных «староверов» — Шихматова, Хвостова, Боброва (Рифматов, Графов, Бибрус); при этом он противопоставил им объединенные в одном стихе разнохарактерные имена Дмитриева, Державина, Ломоносова — явление обычное в полемике карамзинской школы, не нападавшей на признанные авторитеты.
Гораздо менее освещен вопрос о поводах к написанию стихотворения и об адресате — «друге-стихотворце». Предполагать абстрактное «послание» и абстрактного адресата — «Ариста» 2 — здесь не приходится не только потому, что все послания Пушкина уже в лицейскую пору конкретны, но и потому, что такой адресат и такие поводы имеются. * Дело в том, что сюжетом послания является не столько литературная полемика, сколько вопрос о профессии поэта: к Аристу обращены уговоры не «лезть на Геликон», во-первых, потому, что «не тот поэт, кто рифмы плесть умеет» («Страшись бесславия»), и, во-вторых, потому, что «катится мимо их Фортуны колесо».
Вопрос о профессии, вернее о роде службы и занятий, а позже, при Энгельгардте, о «карьере», был одним из самых основных вопросов лицейской жизни. Согласно официальному «постановлению» лицеисты были «юношеством, особо предназначенным к важным частям службы государственной», 3 но эта официальная формула прикрывала большие противоречия. В частности это относится к Кюхельбекеру. Письма матери Кюхельбекера Юстины Яковлевны за лицейские годы дают доказательства острой нужды семьи Кюхельбекеров, жившей надеждами на случайные наследства, протекции и т. д. **
* Ю. Г. Оксман первый высказал предположение, что послание обращено к Кюхельбекеру (см. «Дневник В. К. Кюхельбекера», редакция, введение и примечания В. Орлова и С. Хмельницкого. Л., «Прибой», 1929, стр. 318).
** Мать принуждена отказать Кюхельбекеру, который хочет брать уроки игры на скрипке, по неимению средств; точно так же она неоднократно упоминает, что не может приехать в Царское Село повидать его из-за дороговизны передвижения (извозчик стоил 25 рублей); так же остро обстоит вопрос и с лицейскими «долгами» Кюхельбекера.
Вместе с тем мать Кюхельбекера, урожденная фон Ломен, происходившая из служилого балтийского дворянства, систематически, от письма к письму, развивает целую систему взглядов на «служение отечеству» — государственную службу и зорко следит за наклонностями сына.
Как была далека часть лицеистов ко времени окончания лицея от их первоначального официального предназначения, видно из того, что Кюхельбекер серьезно мечтает о профессии школьного учителя в провинции, в чем встречает отпор со стороны матери, указывающей, что не для того он учился в лицее.
Вопрос о будущей профессии лицеиста Кюхельбекера, стоявший как перед матерью, так и перед ним самим, с большой остротой вставал, однако, и гораздо раньше. Сюда относится, например, письмо матери от 1812 г. по поводу желания Кюхельбекера идти добровольцем на войну, сюда же относится письмо, датирующееся 1813 г., по поводу занятий поэзией. Это письмо, как и послание Пушкина, — уговор бросить поэтическое творчество, не смотреть на него как на профессию:
«Ренненкампф говорил о тебе много хорошего, но просил меня напомнить тебе, чтобы ты не слишком много времени уделял писанию стихов; я также думаю, что ты не должен делать это своим единственным препровождением времени, твое воображение слишком живо, чтобы его не обуздывать при этих вещах; не нужно душить природного таланта, но чтобы достичь некоторого совершенства, нужно много познаний, а время юности так коротко для того, чтобы научиться служить отечеству, что даже тот, кто обладает талантом в поэзии, едва ли может в ней успеть по недостатку времени, потому что без настоящего знания языка и необходимой образованности в изящных искусствах — это значит только портить бумагу» (оригинал по-немецки; 4 А. Я. Ренненкампф, адъюнкт словесности, служивший в лицее в 1813 г., доводился родственником Кюхельбекерам).
Особенно обостриться должен был вопрос именно в 1814 г.: в марте этого года умер директор Малиновский, со смертью которого кончился начальный период лицея с его задачей подготовки «к важным частям службы» и начался период «безначалия» — отсутствия директора. «Увещание» Пушкина имело столь же конкретный повод и конкретного адресата, как и «увещание» матери Кюхельбекера.
Между тем и в чисто литературной части полемическое послание могло быть обращено именно к Кюхельбекеру...
«хуже ваша оценка лучше»
...Первое стихотворение Пушкина, появившееся в печати, — «К другу-стихотворцу» (1814). Со стороны литературных комментариев вещь сомнений но вызывала — пятнадцатилетний Пушкин выступил в печати как приверженец литературных взглядов школы Карамзина и противник «Беседы любителей русского слова», нападающий на старые имена «бессмысленных певцов», вокруг которых в то время шла оживленная полемика (Тредьяковский), и на имена литературных «староверов» — Шихматова, Хвостова, Боброва (Рифматов, Графов, Бибрус); при этом он противопоставил им объединенные в одном стихе разнохарактерные имена Дмитриева, Державина, Ломоносова — явление обычное в полемике карамзинской школы, не нападавшей на признанные авторитеты.
